Унинский район Кировской области

Трудно жилось жителям деревень. Такую жизнь можно сравнить с жизнью первобытного человека, а жизнь крестьянина – землепашца можно назвать подвигом. Возможность хоть как-то облегчить жизнь крестьянина давала дружба сельского населения. Ценилось у людей еще любое умение, т.е. ремесло. Часто крестьянин после окончания всех работ по хозяйству переключался на своё умение. Ходили по деревням портные, пимокаты, даже умельцы сделать печь или дымоход. А посуду из глины, бересты, дерева мастера везли на базар. В каждом селе в престольный праздник была и торговля – базар. Особенно большие базары были в районом центре – в Унях. Ехали на базар в Уни жители деревень со всей округи. Туда же приезжали и купцы из Глазова и других ближних городов. Плохо было, что край наш находился, да и сейчас находится вдали от железной дороги. Правда сейчас это восполняется появлением автотранспорта и строительством автодорог. А каково было возить по грунтовым дорогам продразверстку, т.е. зерно из Коркинцев в Фалёнки?! Или съездить до города по надобности. В 100 км мы жили от железной дороги. И продать излишки труда не могли, и купить нужное – тоже.

«Кто родился в старинных селеньях

Не забудет соломенных крыш,

Русской печи, холодные сени

И в чулане пискливую мышь»

Хочется для потомков перечислить орудия труда крестьянина – землепашца, и еще раз вернуться в прошлое. Жизнь людей зависит от орудий труда. Вот я их и назову.

Для рыхления почвы на моей памяти использовалась соха в упряжке с лошадью. После сохи стали мужики изготовлять собан, а на смену появился плуг. Это уже усовершенствованное орудие крестьянина. Но самым большим прорывом было появление в деревне трактора. Посмотреть на трактор и его работу собирались все. Учиться на тракториста с желанием шли и мужчины и женщины.

Таким же прорывом было появление в колхозах автомобиля. Вот случай из рассказа мамы. Как-то пришла она в гости из Коркинцев в Чечёры. Сидят с тётушкой за чаем и так задушевно беседуют. Вдруг их насторожил приближающийся необычный шум, они отодвинулись по лавке в угол и стали креститься, прося защиты у Бога от надвигающейся грозы (они так решили, услышав шум идущей по деревне автомашины). Мама потом не раз повторяла: «Если бы эта машина догоняла меня где-то в поле, я бы забежалась до смерти. Видано ли, чтобы машина без лошади сама бежала».Появились машины, появилась и новая профессия – шофер. Учились на шофера тоже и мужчины и женщины.

Вместо лукошка появились сеялки. А для обмолота выращенного появились комбайны. Это уже целый переворот деревенской жизни.

В дружных деревнях жизнь налаживалась. А в Коркинцах мужики решили для деревни построить свою электростанцию. Для этого, уже в третий раз, на реке своей делали новую плотину. Строили вру Последние выводы и обобщения из далёкого прошлого.

Трудно жилось жителям деревень. Такую жизнь можно сравнить с жизнью первобытного человека, а жизнь крестьянина – землепашца можно назвать подвигом. Возможность хоть как-то облегчить жизнь крестьянина давала дружба сельского населения. Ценилось у людей еще любое умение, т.е. ремесло. Часто крестьянин после окончания всех работ по хозяйству переключался на своё умение. Ходили по деревням портные, пимокаты, даже умельцы сделать печь или дымоход. А посуду из глины, бересты, дерева мастера везли на базар. В каждом селе в престольный праздник была и торговля – базар. Особенно большие базары были в районом центре – в Унях. Ехали на базар в Уни жители деревень со всей округи. Туда же приезжали и купцы из Глазова и других ближних городов. Плохо было, что край наш находился, да и сейчас находится вдали от железной дороги. Правда сейчас это восполняется появлением автотранспорта и строительством автодорог. А каково было возить по грунтовым дорогам продразверстку, т.е. зерно из Коркинцев в Фалёнки?! Или съездить до города по надобности. В 100 км мы жили от железной дороги. И продать излишки труда не могли, и купить нужное – тоже.

«Кто родился в старинных селеньях

Не забудет соломенных крыш,

Русской печи, холодные сени

И в чулане пискливую мышь»

Хочется для потомков перечислить орудия труда крестьянина – землепашца, и еще раз вернуться в прошлое. Жизнь людей зависит от орудий труда. Вот я их и назову.

Для рыхления почвы на моей памяти использовалась соха в упряжке с лошадью. После сохи стали мужики изготовлять собан, а на смену появился плуг. Это уже усовершенствованное орудие крестьянина. Но самым большим прорывом было появление в деревне трактора. Посмотреть на трактор и его работу собирались все. Учиться на тракториста с желанием шли и мужчины и женщины.

Таким же прорывом было появление в колхозах автомобиля. Вот случай из рассказа мамы. Как-то пришла она в гости из Коркинцев в Чечёры. Сидят с тётушкой за чаем и так задушевно беседуют. Вдруг их насторожил приближающийся необычный шум, они отодвинулись по лавке в угол и стали креститься, прося защиты у Бога от надвигающейся грозы (они так решили, услышав шум идущей по деревне автомашины). Мама потом не раз повторяла: «Если бы эта машина догоняла меня где-то в поле, я бы забежалась до смерти. Видано ли, чтобы машина без лошади сама бежала».Появились машины, появилась и новая профессия – шофер. Учились на шофера тоже и мужчины и женщины.

Вместо лукошка появились сеялки. А для обмолота выращенного появились комбайны. Это уже целый переворот деревенской жизни.

В дружных деревнях жизнь налаживалась. А в Коркинцах мужики решили для деревни построить свою электростанцию. Для этого, уже в третий раз, на реке своей делали новую плотину. Строили вручную, землю подвозили на лошадях, а копали её лопатами женщины. Сваи, а их требовалось множество, забивали «бабой» - эту металлическую тяжесть поднимали вручную группой людей и опускали на сваю. Радости от построенного сооружения не было предела. Энергия от гидроэлектростанции применялась для освещения частных домов жителей деревни и еще на электростанции стала работать мельница.

С появлением электричества изменился и внешний и внутренний вид домов в деревне. Если не повесить на окна шторы, вечером, при электроосвещении в избе будет видно всё, как на тарелочке. Даже на палати надо было делать занавески.

Со временем в колхозах появились свои электрики и электроэнергия использовалась и была очень нужна на животноводческих фермах. Я не знаю, платили ли что-нибудь за эту свою электроэнергию, а вот когда появилось государственное электричество, тут платили за всё и очень жалели, что своё, частное, забросили. Может, найдутся мастера, да восстановят. Где-то используют даже солнечную энергию, но это не в нашей местности.

Вот как меняется жизнь с появлением новых орудий труда. И правильное было решение о коллективизации. А вот перестройка колхозы не сохранила. Правда, прямого указа – колхозы распустить, не было. И в нашем районе несколько хозяйств еще живы, но жить при рыночной экономике еще не научились, а при старых порядках жить не получается. Опять упирается всё в руководителя. Если с головой, да честный, да есть способности организатора – выживет.

Вот на этом, я пожалуй, и остановлюсь. А жалко колхозов, жалко деревень, жалко людей, что не могут найти работу и вынуждены уезжать с насиженных мест, оставляя своим своими руками построенное жильё. Какие-то изменения ждут жителей захолустья впереди? Вот бы посмотреть да запечатлеть еще один период.

Не оценили и сейчас не ценят, что создано народом при коммунистах. Допустили такой расхват общего имущества, как после гражданской войны 1917 года. Как говорили, «и по винтику, по кирпичику, растащили мы этот завод». Захватывали в частную собственность корабли, самолеты, целые составы железных дорог. Промышленность потухла. Рассеялся рабочий класс, как действующая сила общества. Перестали работать гиганты, когда-то выпускавшие танки, самолеты, сельхозтехнику. Страну завалили импортными товарами. Люди пустились в торговлю, но никто и ничего не производит. Бизнес – это спекуляция, по-прежнему, с которой боролась Советская власть. В стране не стало порядка, не стало дисциплины. По радио и телевизору идут непрерывно передачи о грабежах, убийствах и насилии. В это включились даже дети.

Сообщалось раньше о трудовых успехах и подвигах – сейчас этого нет и сообщать и показывать нечего, а потому только и слышишь об убийствах, изнасилованиях, грабежах, мошенниках… И кино показывает фильмы этого же содержания.

Люди, которые жили при советской власти, очень недовольны порядками, а молодые не знаю другой жизни, и включаются в этот разброд.

И самое плохое, что установили демократы – это отменили всеобуч. Бродят по городу беспризорные дети школьного возраста, и это никого не беспокоит. Много стало бродяжек, а это уже преступники. Переняв из телепередач убийства и насилие, дети включаются в это, даже девочки.

Демократы своим примером и своими порядками унизили роль образования, особенно на первых порах. Какой-то спекулянт – челнок за одну поездку в Турцию становился богачом, и молодые люди подхватили этот пример. Россию наводнили импортные товары. Торговали все, кто мог бы работать или учиться. Не делали даже торговых точек - торговали посреди улицы, подставив для товара пустой ящик. С некоторых пор, правда, это прошло. Торговцев с земли гнали и постепенно стали ставить ларьки даже неплохо оформленные. Потом и ларьки приказали убрать. Появились супермаркеты, но для людей это не лучше.

Молодежь поняла, что челночной торговле конец, а вот получение образования – необходимость. И тут опять минус, и большой – высшее образование стало платным. Исчезло фабрично-заводское образование, готовящее специалистов на завод, в чем сейчас страшная нужда. В стране началась бесплановая система – это и есть капитализм. Даже специалистов готовили не по плану. Юристов наготовили столько, что люди не могут найти работу. На низкооплачиваемую работу, и после окончания ВУЗа люди не идут. А низкооплачиваемыми стали такие нужные профессии педагога и врача. Малые оплаты труда или пример жадности богачей породили взяточничество – коррупцию, с чем раньше не сталкивались, или это было не в таких масштабах. Это опять страшный минус демократов.

Коррупция, раньше и не знали этого слова, душит всё. Особенно она страшна в среде чиновников и правительства, среди депутатов.

А вот итог правления демократов: завал импортных товаров – не стали ничего производить сами, а это подрыв своей экономики, подрыв сельхозпроизводителя. Поля зарастают травой или лесом.

Тут еще высокие цены на газ и нефть вовсе затмили умы наших правителей. Зачем развивать своё, раз можно всё привезти из-за границы. Даже заводы - гиганты по выпуску танков и самолетов в запустении, что ослабляет обороноспособность страны.

Олигархи продолжают накачивать свои богатства и отправляют деньги за границу, не вкладывают в народное хозяйство.

Перестала существовать в стране дружба народов. Только и слышишь, что убили или зарезали лиц неславянской наружности. Действуют, вместо комсомола, молодежные организации профашистского типа – скинхэды.

Всё перечисленное и многое другое очень не нравится людям, а потому, во время выборов люди отдают голоса за КПРФ (Коммунистическую партию Российской Федерации). Если бы был настоящий глава партии, а не Зюганов, партия смогла бы победить. Это моё мнение, а я ведь далека от жизни современного общества. Что нужно пенсионеру? Да к тому же пенсионеров государство старается поддержать, повышают и пенсию, и оказывают материальную помощь. Давит, конечно, инфляция, но мы с Верой своим бюджетом довольны, т.к. не привыкли к роскошной жизни. «Богат тот, кто привык довольствоваться малым».

В свои под 90 лет часто задумываемся и удивляемся, как быстро стала меняться жизнь. Вот за свой век прожили уже и капитализм, и социализм. Не дожили, правда, до коммунизма, который строили. Сейчас опять капитализм. Особенно быстро пойдут изменения с появлением Интернета. Какое это чудо! Правда, мы, наверно, уже им не воспользуемся, по состоянию здоровья.

На первое место я бы поставила всеобщее бесплатное обучение. Из лапотной неграмотной Россия превратилась в самую читающую страну. Даже если родители некоторые не хотели учить ребенка – заставляли принудительно.

Бесплатным было и медицинское обслуживание. В каждой деревне был медпункт. На куст деревень был участковый пункт, где были узкие специалисты и стационарное лечение. Действовала и скорая помощь со спецмашинами.

Отошли далеко в прошлое бабки – повитухи. На смену им появились акушерки и роддома. Постепенно забывались и народные лекари. Правда некоторые стОящие были востребованы, пока были живы. А после их смерти люди сожалели, что не передано их знание родственникам.

Очень заметно было раскрепощение женщин. Не стали заключать браки по воле родителей. Заметно шло и облегчение женского труда. На смену домотканой одежде пришла одежда фабричного изготовления из х/б тканей, не стало надобности в обработке льна и в приготовлении домотканых холстов. На смену лаптям появились кирзовые и резиновые сапоги. Какое это было удобство для носки и не надо было рубить молодой липняк в лесу и плести лапти.

Появился в деревнях и печеный хлеб в магазинах (магазин был в каждой деревне). Опять была снята эта забота с женских рук. И столовые появились, где можно было организовать питание семьи. Чтобы окончательно уровнять женщину с мужчиной, появились для детей ясли, детсады, были и круглосуточные, все бесплатные. Женщины стали участвовать в общественной работе, стали занимать должностные посты, стали учеными, чего раньше не было.

Улучшением жизни в деревне было и то, что появлением сельхозмашин сильно облегчился труд крестьянина. Хотя забот – хлопот было еще немало. Но ведь не стало надобности жать серпом, молотить снопы. Сразу из-под комбайна идет зерно в кузов машины, и не нужно было таскать тяжёлые мешки с зерном. А как была ускорена и облегчена обработка земли!

С появлением автомобильного транспорта улучшилась связь деревни с городом, появились автобусные маршруты и люди могли съездить в областной центр в течение одного дня. Могли съездить даже в театр, цирк или оперу. И в итоге повышался культурный уровень деревни. Всё это, конечно, было положительно.

Коммунисты как бы себя не вели, но дисциплину требовали. Всех нарушителей вызывали на бюро (на ковер, как говорили) и люди боялись этих проработок. Для поддержания порядка служила и местная газета и радио. Действовали товарищеские суды, стенгазеты.

Самым большим сдвигом было появление в деревне электричества и телефонизация. Появление колхозов на первых порах было положительное: что одному не под силу – делали вместе.

Еще при коммунистах, с самого начала образования советского государства было обращено внимание на молодежь. Октябрята, пионеры, комсомол – всё это было опорой государства, и государство на это обращало большое внимание.

Через комсомол и пионерию воспитывалось молодое поколение на патриотизме, что и проявилось в Великую Отечественную войну.

Отвлеклась я от деревни, и незаметно приблизилась к городу, но следует поподробнее остановиться, как исчезали с лица земли целые деревни. С восстановлением заводов в стране начали выпускать новые, невиданные раньше, сельхозмашины: тракторы, комбайны. Эта техника была государственная. Были образованы МТС (Машинно-тракторные станции). МТС обслуживала окружающие колхозы, а за это с колхозов была плата. Некоторые колхозы были очень маленькие – деревенька дворов на 10-15, маленькие и поля.

Правительство пришло к выводу о необходимости укрупнения колхозов. Не очень же охотно шли колхозники на это укрупнение. Сейчас я бы сделала такой вывод – укрупнять надо было только соседние хозяйства, к примеру, Коркинцы и Бушмели. А начали создавать такие махины, километров на 20. Это у нас то, по бездорожью, где деревня от деревни через волок (лес) километров за 10. К тому же, по-прежнему, руководители колхозов назначались райкомом, были приезжими. Вот уж начался настоящий подрыв колхозного строя. Не стали вести учет сделанному за день, и люди перестали по-настоящему трудиться, как раньше трудились. Не было учета, не стало заинтересованности в труде.

Партия и правительство всё же искали выход из создавшейся ситуации – задумали МТС закрыть, а технику продать колхозам. Хорошо, что деньги за технику государство давало. Но это опять таки не стало выходом из положения. Ремонтировали технику по-прежнему в МТС, но называли сейчас РТС (Ремонтно-техническая станция). Всё это, конечно, за плату с колхоза, а ссуды государство давало. Долг в хозяйствах доходил до ужаса. Правда, временами, он немного списывался, а потом опять рос и рос.

Жителей мелких деревень стали переселять в крупные деревни. Некоторым пришлось менять место жительство не один раз.

Перспективные деревни стали электрифицировать, но и это не удерживало людей оставаться на месте, искали где лучше. Началась компания освоения целинных земель. Уезжали целые деревни. Например, из хозяйства уехали жители деревни Полянцы. А дела в колхозах шли всё хуже и хуже. Началась перестройка. Колхозы перестали финансироваться государством, и они обанкротились, перестали существовать. Что было колхозное – растащили. Большинство людей уехали в поисках лучшей жизни в другом месте. В деревнях остались одни пенсионеры. Пенсия, да подсобное хозяйство их устраивает. Многие пристрастились к пьянке. В деревне закрыли школу, некого учить. Молодежи нет, рождаемости нет, колхоза нет, сельсовета нет. Стоят пустые дома, пустые квартиры и никому не нужны. Всё, что можно вытащить из дома металлического – вытащили и сдали на металлолом. Несколько семей еще держатся за родные места. Мужчины работают вахтовым методом где-то на Севере, или поблизости, на заготовке леса. Жены занимаются выращиванием скота и овощей. Но сдать выращенное некуда. Раньше это делала кооперация, а сейчас, при беспорядках, кооператоры хоть и закупают, но за бесценок. Это сведения об угасании и смерти колхоза «Правда», что был в деревне Булатовцы. А моей родной деревни Коркинцы уже не существует, её нет на карте района. «Правду», т.е. Булатовцы присоединили к Канахинцам.

Хорошо еще в деревне (в Булатовцах) есть электричество, телефон, водопровод. Вот только нет людей.

Может, в некоторых районах еще сохранились и колхозы. Всё зависит от руководства, а Унинцам не повезло на главу района, и области тоже, раз он держит такого руководителя.

На словах демократия. На деле такая картина: если не проголосуете за кого надо – никакой помощи от района не ждите. А помощи то нет, если даже и проголосуют так, как велит агитатор.

Невыносимо больно смотреть на место, где была родная деревня, где прошло детство и юность. У меня есть предложение, чтобы поставили памятники исчезнувшим деревням. Это было бы светлой памятью жившим тут людям. Ведь эти люди выстояли перед горем и утратами в Великую отечественную войну. Они не запустили своих полей, как сейчас зарастают угодья лесом.

Много изменений в жизни людей произошло на моей памяти, в век моей жизни. Были и хорошие изменения. Даже и дома в деревне стали строить с учетом нового. Раньше была общая изба с 2-3-4 окнами. В избе стол, лавки и печь. Сейчас обязательно отдельные комнаты – прихожая, кухня, детская и зал. Для отдыха – диван и кровать. Не стало палатей и лавок. А чтобы с умом расставить мебель, не стали делать много окон, делают большое окно на комнату. Стали делать два выхода из дома: один общий, второй – из кухни во двор к скоту, что уменьшило количество вносимой в дом грязи. Кажется, было кое-что к лучшему, но труд, беспорядки в колхозе не удовлетворяли людей. Деревня угасала. Оставляли жители свои новые построенные дома и уезжали искать лучшей жизни. Стоят, пока не упадут, деревни с пустыми домами.

Начался май 1945 года. По сообщениям Совинформбюро чувствовалось, что близок конец войны. В Коркинцы эту радостную весть принесли учителя Леденцовской школы. Они были посланы сельсоветом, заходили в каждую деревню с долгожданным сообщением. Местность наша была не телефонизирована и не радиофицирована. Сельсовет из деревни перевели в Леденцово, т.е. соединили наш сельсовет с Леденцовским. Газеты не выписывались, и все новости узнавали из уст агитаторов – учителей.

Был период весенней посевной компании. К обеду все работающие, большие и малые, собрались на конном дворе. Тут и услышали они долгожданную весть. К удивлению нас, агитаторов, люди, услышав сказанное, зарыдали. Мне и сейчас не понятна такая реакция. Выплакав слезы горя и радости, поехали в поле.

Началась мирная жизнь. Продолжали возвращаться фронтовики и из госпиталей инвалиды и уцелевшие чудом на фронте солдаты. Все они сразу же окунались в трудовую круговерть. Многие из более молодых фронтовиков перед боем вступили в партию. По возвращению они являлись в райком КПСС встать на учет. А райком молодых коммунистов спешил трудоустроить. Им поручали руководить колхозом или бригадой. Но многие из них до армии еще не включались в трудовую жизнь, не знали правил земледелия, не владели мудростью руководителя.

Раньше председателя колхоза выбирали соседи, зная всё о нем, начиная с рождения, а тут привозили на пост председателя человека совершенно незнакомого, совершенно неопытного. Так нарушался колхозный устав, так начался и упадок колхозного строя в деревне. Ведь все зависит от головы, т.е. от главы.

Эти порядки с нарушением устава закрепились на долгие годы, т.е. закрепился развал колхозов. Дело дошло до того, что не стали вести учет, не принимали работу, сделанную колхозником за день, а всем отмечали трудодень, как еще говорили, ставили палочку. А на трудодни-то по-прежнему делить было нечего. Всё, что вырастало, что убирали, по-прежнему сдавали государству. Надо было поднимать пострадавшие в войну области, отстраивать разрушенные города и сёла. В послевоенное время голод долго еще переживали не меньший, чем в войну. В магазинах если что и привозилось, то давали по карточкам.

Люди видели, что улучшения жизни в деревне не дождаться, и стали пытаться уехать в город или отправить одного из детей. Чтобы уехать, нужен был паспорт или справка из колхоза. Справки давались неохотно, чаще всего за бутылку председателю. В городе молодые люди устраивались на работу, и хоть и с трудом, устраивались с жильём. Так начали разрастаться города – за счет сокращения сельского населения.

Жизнь в деревне несколько лет после войны оставалась очень нелегкой. Все силы государства были направлены на восстановление пострадавших от войны областей, на восстановление фабрик и заводов. В стране всё еще была карточная система. В городах жители стали искать где-то клочок земли и старались весной посадить картошки. В это же время и зародился хороший обычай выделять землю около города на огороды – дачи, что стало большим подспорьем в жизни неленивых горожан. Дачный бум еще продолжался многие годы.

Особенно к огородам- дачам прикипели люди старшего поколения. Вот уже появилось все в магазинах и на рынке, были и деньги. Молодежь не хочет пахать на даче, а старики держаться за дачу до последних сил.

Так, более-менее спокойно продолжалась жизнь в деревне до июня 1941 года, до начала войны – тут жизнь обрушилась враз. Забрали на фронт лучших тружеников, забрали отцов от детей.

Начало войны совпала с началом моей трудовой деятельности в качестве учителя в школе Бельского района (рядом с Унинским районом). Нас от сельсовета посылали в деревни проконтролировать отправку на фронт, кому вручены повестки. Какое трудное было это задание! Душераздирающий рев женщин и детей стоял на всю округу.

Не богаты товарами были магазины, а с началом войны исчезло всё, что было.

Нам, учителям, на пропитание давали 8 кг муки в месяц. Норма эта была крайне недостаточная, при том, что у нас к пище не было ничего своего. Полуголодные, но мы всё-таки жили лучше наших учеников и их родителей. В колхозах забрали весь хлеб государству, оставив только семена. К нам в деревни прибыли эвакуированные, тоже голодные и тоже необеспеченные. Кое-что захватив из дома, они променивали местным жителям на продукты питания. Многие эвакуированные были жителями городов и какие они были неприспособленные к деревенским условиям жизни!

Я из деревни, сразу же с помощью соседки-учительницы местной научилась печь хлеб, собирала кой-какие овощи на колхозном поле и т.д. Война продолжалась. Жизнь наша ухудшалась. Каждый день после уроков мы должны были идти в деревню, рассказать о последних событиях на фронте, поддержать жен фронтовиков. А с фронта уже шли похоронки и опять рёв на всю округу.

Прожила я военную зиму. Как-то колхозы посеяли яровые и убирали рожь. И снова, всё, что выросло, сдавали для армии, кроме семян. Снова колхозникам ничего. Хорошо, что в летний период люди приспособились в пищу употреблять траву. Ели всё, что не ядовито. Лебеда горьковата, но приспособились как-то сбивать горечь – заваривали, замачивали, сливали и пекли «лепёшки». Без мужиков всю работу выполняли женщины и дети без куска хлеба. Свои огороды приспособились пахать – впрягались в плуг по 2-4 человека. Я упустила рассказать, что лошадей хороших тоже из колхоза забрали для армии. Работали день и ночь, валились на ходу от усталости и голода. Доставалось и нам, учителям. Мы всю войну не знали выходных. После недельной работы в школе, в воскресенье – на работу в колхоз – воскресник. Вечером в клубе для молодежи были развлечения. Обязательно сообщение с фронта (не было ни радио, ни газет), люди шли послушать после доклада, ставили постановки. Роли мужчин исполнялись девушками. Оставалась молодежь еще и на танцы.

Нам, учителям, было не до танцев – надо было подготовиться к занятиям. А условий для подготовки не было – сидели с коптилкой (даже керосиновой лампы со стеклом не было). Мы еще разлиновывали тетради для учеников в нужную для класса сетку.

Даже в годы войны страна решала вопрос всеобуча. Как только ученик не пришел в школу, так учитель идет в деревню, узнать причину и звать на уроки. А не пришел он потому, что голоден, и нечего взять с собой. Один мальчик моего класса так и умер с голоду вместе с матерью.

Большая трудность была и с одеждой – не в чем идти в школу, а ходили километры, за 3-4-5 км.

Учителя не пользовались и отпуском. Летом были мобилизованы на работу в колхоз, а ведь для работы требовалась и рабочая одежда, а её не было.

После двух лет работы в Бельском районе, я добилась, чтобы отпустили в свой Унинский район. Около своих родных мне стало полегче. И жизнь в нашей деревне отличалась в лучшую сторону от той жизни. Народ был дружный, и как-то понемногу зерна оставляли для колхозников, и давали хоть тем, кто едет на строительство железной дороге или на лесозаготовки.

Надо отдать слова благодарности председателю Попцову Ивану Ивановичу. Правда, он сам спасся от фронта хитростью, но для деревни служил неплохо. Такого голода, как в других деревнях, люди не видели, хотя без травы тоже не обходилось. Мололи траву и на мельнице, и толкли в ступе.

Женщины, старики и дети не запустили поля, а продолжали растить все 4 года войны и кормили и армию, и рабочих на заводах, тоже кующих победу. Рабочим приходилось не легче. У них не было травы. Многие с детьми из городов возвращались в деревню. А для пополнения кадров на заводы молодежь насильно отправляли в ФЗО, многие оттуда сбегали, а многие становились квалифицированными рабочими, сбежавших же судили.

Трудные годы войны вынесли люди, жизнь заставляла вводить и очень строгие законы. Судили за килограмм зерна, унесенного в кармане с тОка. Судили за побег из ФЗО и, конечно, за побег из армии. Осужденных же не в тюрьму сажали, а определяли в трудовые лагеря, где трудились они там полуголодные под присмотром надзирателей.

Для примера расскажу о судьбе одной девушки из нашей деревни, Мани Коркиной. Мать растила её без отца. Жили дружно в семье брата по отцу. Брата отправили на фронт в числе первых. У него к этому времени были уже свои дети. Из сельсовета дали задание для отправки в ФЗО одного человека. Председатель колхоза указал на Маню Коркину. Заступиться за неё было некому. Девушка за свою жизнь из деревни никуда не бывала. Даже железной дороги не видала. Привезли молодежь в Новосибирск. Все такие же голодные, обиженные судьбой молодые люди. Разница была в том, что Маня была очень скромна, не смела, не опытна. Все они там тоже были голодные и старались ухватить лишний кусок хлеба или ложку похлебки. В такой компании страдала Маня. Не выдержав такой жизни, молодые люди решили бежать, Маня была в их числе. По дороге их ловили и определяли по суду в трудовые лагеря. Маню определили в лагерь под Фаленки . И тут её жизнь была не лучше, но она дала знать о себе маме в деревню. Хоть мама и сама голодала, но, что-то насобирав для дочери, пошла пешком за 100 км навестить её. В лагере мать долго не задерживалась, боясь, что на её пропитание уйдет многое из того, что принесла для дочери. И такие походы матери к Мане продолжались до тех пор, пока Маня не умерла в лагере. Пусть это мое воспоминание будет светлой памятью безвинно погибшей Мане Коркиной. Подобных судеб было много. Люди гибли не только на фронте, но и в тылу, где основной причиной смертности было недоедание, голод.

Военные годы мне запомнились не только нехваткой пищи, но и недостатком одежды и обуви. Даже если и сбережешь копеечку от зарплаты – негде было купить. Для работы в школе сшила мне деревенская портниха из маминого сарафана (домотканого) блузу. И служила она мне до конца войны. Валенки зимой были, брат катал и обувал нас, на лето скромные башмаки берегли, как могли. В Уни ходили в лаптях (на совещание) и перед селом переобувались в башмаки. В маминых сундуках уже не оставалось никаких запасов, даже из домотканого.

Сравнивая свою жизнь начала работы в Бельском районе с жизнью под маминым крылом – отличие как ночь от дня. Хоть война и продолжалась, люди выживали и приспосабливались. Деревня продолжала кормить и армию и город. В колхозах по-прежнему забирали все, кроме семян и отходов от обработки зерна (их тоже делили на трудодни и часть забирали работавшие на току колхозники). В нашем колхозе очень не хватало рабочих лошадей (хороших лошадей забирали для армии, а еще была какая-то болезнь, что лучшие лошади пропадали). Для выполнения сельхоз работ стали использовать быков, а для своих работ (подвезти дрова или вспахать огород) использовали своих коров. Были случаи, что в плуг впрягались женщины ( не поодиночке, конечно), сговаривались группой и обрабатывали огороды по-очереди.

Дети военных лет подрастали и твердо несли обязанности мужчин и в поле, и дома, и в поездках с зерном в Фаленки. Правда позднее зерно государство стало принимать уже не в Фаленках, а в Унях, Ути и Сардыке. Использовались для хранения зерна церкви и колхозные амбары (колхозного то зерна в войну не было), и назывались склады с зерном «глубинкой», хоть и не стали ездить в Фаленки. Из глубинных государственных складов позднее зерно уже стали перевозить на грузовых машинах, прикомандированных из городов. Эти машины служили людям для помощи в перевозке или подвозке дров или еще чего в свободное от поездок в Фалёнки время. Они же были и основным транспортом, чтобы за 25 км попасть по надобности в район. Ехали туда люди и по делам, и по надобности бизнеса, т.е. что-то продать или что-то купить. Если нет попутной машины, шли люди пешком. Торговым днем в Унях была суббота. Шли и ехали на базар через нас из Удмуртии. На базаре можно было купить всё, что нужно, начиная от коровы или теленка, и кончая вещами, сделанными своими руками. Из нашей деревни везли главным образом лыка и лапти. С отсутствием мужчин в деревне ремеслом плетения лаптей занялись женщины и подростки. Так и тянулись долгие военные годы. Деревня продолжала оглашаться рёвом при получении похоронок с фронта. В деревню возвращались раненные. Они, как правило, даже такие, без руки или без ноги, очень служили и в своем хозяйстве, и в колхозе тоже.

Гражданская война коснулась и нашей местности и даже нашей деревни. Отряд Красной армии возглавлял Азин. Та и другая сторона передвигалась на конях, за отрядом конников шла и пехота. Были случаи, когда одну часть деревни захватывали белые, а другую – красные. Захватив, и те, и другие, устанавливали свои порядки. Вот белые на собрании жителей выбрали старостой соседа, пришли красные – старосту, ни в чем не повинного расстреляли, и выбрали другого. Были случаи, когда один брат или сын оказывались, не понимая зачем, в армии белых, а другой брат или сын – в армии красных. А такие смены власти повторялись и повторялись. Шли расстрелы, лилась кровь людская.

К 1920 году положение красных в нашей местности было уже твердым. Образовывались повсюду советы (власть на местах). Был сельский совет и в нашей деревне, и даже в пятистенке нашего дома. Возглавлял совет председатель, его помощником был секретарь. В деревнях были образованы комитеты бедноты. Руководил комитетом председатель сельсовета. Вопросов государственной важности комитеты не решали. Бедняки, как правило, были сплошь неграмотные, и в вопросах ведения даже своего личного хозяйства не были знатоками. Это безлошадные крестьяне, а без лошади землю не обработаешь, не удобришь. Сначала беднякам, из общих земель, скрипя зубами, соседи стали выделять землю рядом с деревней, или среди поля, но удобренную предыдущим крестьянином, но и это не спасало бедняка. Как правило, бедняк – это не трудолюб. Решали они на своих заседаниях вопросы раскулачивания зажиточных соседей, забирали себе их лошадей и коров, но и это не спасало их от бедности. За лошадью и коровой нужен уход, нужно содержание. Продержав лето, не заготовив корма, на зиму они уже продавали данную им ни за что скотину. Раскулачивание продолжалось, а дела шли всё хуже. Это было не только в нашей деревне. Обстановку узнали и в Москве. Решили образовывать коммуны. В нашем крае коммуны не было. Коммунары, прожив всё отнятое у зажиточных крестьян, из коммуны стали разбегаться, а потом и вовсе коммуны перестали существовать. Им на смену пришли колхозы. Коллективная обработка земли.

В нашей деревне колхоз образовался в 1934 году. По сроку образования колхозов, мы, наверное, были в числе последних по району. Не хотелось отдавать свою лошадь мужикам на общее пользование. Для агитации из района в сельсовет приезжали уполномоченные. Председатель колхоза, как правило, был малограмотным. А для проведения окончательной коллективизации в деревню приезжали (и жили некоторое время) двадцатитысячники. Это грамотные рабочие с фабрик и заводов Нижнего Новгорода. Каждый приезжий закреплялся за сельсоветом. К нам был закреплен рабочий по фамилии Проскурин.

Были случаи, когда не все жители деревни вступали в колхоз, продолжали жить единолично. Но их «прижимали». Землю давали – последние полосы. Облагали платежами в двойном размере. О платежах следует сказать: крестьяне платили хлебную разверстку (зерном), платили налог деньгами, сдавали молоко, яйца, шерсть, мясо (живьем скот). Очень сомнительно, что крестьянину жилось лучше в первые годы и при советской власти.

Но образование колхозов жизнью было оправдано. На полях не стало мёж на узкие полоски. Если в деревне выбирали умного хозяйственника руководить колхозом, хозяйство процветало. Поля удобряли, урожаи повышались. Особенно коллективизация благотворно сказалась в Великую Отечественную войну. Что бы делала со своим наделом оставшаяся без мужчин женщина?

В нашей семье, особенно мамой, колхозы принимались с большой неохотой. Я объясняю это тем, что к этому времени, нас, нетрудоспособных, было много, и мама боялась, что трудодни зарабатывать будет некому. А для жнитва единоличной полоски можно было и нанять.

Председателем первым был избран авторитетный, порядочный труженик Носков Алексей Кузьмич, кажется, даже неграмотный. В деревне были образованны 2 бригады. Трудились поначалу с желанием, дружно. Находилась работа и для нас – детей и подростков. Началось соревнование в стране (с успехов Стаханова). Стахановское движение было и в деревнях.

Некоторые колхозы были удостоены места на выставке в Москве по показателям полеводства, животноводства или льноводства. Наш колхоз этого не имел. Я объясняю это нашими подзолистыми почвами. Они, при всём старании, давали урожай вполовину меньший, чем в высокоурожайных глинистых почвах (как в Пьяной Степи).

У первых колхозов нашей местности труд людей был по-старинке не механизирован. Появились только вдобавок к старому льноломалки (конные). Больше стали использовать жатки (конные). За жаткой женщины - сноповязальщицы сгребали сжатые валы, вязали в снопы и ставили бабки ( а овес в груды). Работа была сдельная и все старались сделать больше. Маме моей не нравилась работа жаток тем, что на земле оставались колосья, не собранные вязальщиками, хотя дети посылались собирать колосья, но всё равно, по сравнению со жнитвом серпом, колосья оставались. Такая обработка земли и уборка была всю войну и еще несколько лет после войны.

Особо остановлюсь, как менялась жизнь в деревне при советской власти. И первое изменение было – насаждение грамотности. В деревнях организовались ликбезы (это ликвидация безграмотности среди взрослого населения). Так у нас в сельсовете (за стенкой, где мы жили) грамотный мужик вел занятия со взрослыми по вечерам. Кто посещал, выучили буквы, научились читать-писать, а считать люди умели. Но большинство женщин не имели возможности посещать занятия из-за грудных детей, или из-за того, что надо было прясть и ткать.

Некоторые мужчины (не из нашей деревни) после ликбеза поступали в школу и даже доходили до высшего образования.

Родители стали заботиться, как учить детей, в деревнях стали открывать начальные двухклассные школы. Первая школа была построена в д. Танаи. До этого была школа в Марковцах, где учились мои братья, Павел и Иван. Особенно хорошо давалась грамота Ивану. Потом почему-то школу в Марковцах закрыли. Наверное потому, что не было ближних деревень нашего района, а были деревни Удмуртии.

В Танаях учились дети из ближних деревень, в том числе и Коркинские. Детей отправляли (возили на лошади) на неделю. Квартировали у жителей деревни. Многодетным молодым родителям захотелось построить школу в нашей деревне. Получили разрешение на строительство, и стройка закипела.

С появлением школы в деревне появились и учителя. Их влияние чувстовалось не только на детей школьного возраста, но и на молодежь, на население. Организовывались праздники Октябрьской революции и 1-е мая, проводились концерты, особенно в зимнее время. Собирались люди в школе.

Позднее, по неумному заданию сверху, нашу школу закрыли, и детей опять возили на учебу в Танаи. Новенькое здание школы в Коркинцах стояло пустым не долго. Его разломали и перевезли в Уть, где окрылась НСШ (неполная средняя школа), которую и окончила я после начальной школы в Коркинцах.

Жизнь в колхозах налаживалась. Люди уже привыкли в общественному труду, детей учили. Правда в нашей деревне после начальной школы в НСШ детей никто не учил. Было исключение – дочь Федора Афанасьевича. Тася учиться ходила в Селег за 12 км. Одна из такой большой деревни. Зимой на саночках везла себе провизию на неделю. Её участь продолжила позже и я. Одна из деревни начала учиться в Утинской школе. Еще школу называли ШКМ (школа колхозной молодежи). Года два спустя в Ути стали учиться и другие дети из нашей деревни, и мне уже было получше. Привозили на неделю. Нас возили по очереди родители.

Растили хлеб и обрабатывали поля всё еще дедовскими методами. Кроме личных коров, колхозы заводили общественные фермы, навозу было побольше для удобрения полей, урожаи повышались. Колхоз сдавал по заданному плану хлеб государству. Это была первая заповедь. После выполнения плана остатки шли на трудодни. Не трогался только семенной запас. В колхозе были уже специалисты грамотные, надо было всё рассчитать и подсчитать. Остатки урожая делили на трудодни. По решению правления колхоза иногда оставляли часть урожая на «черный день» на случай неурожая. Благо, что в Коркинцах были очень хорошие Гаврины склады.

Зерно государству надо было еще везти в Фаленки на элеватор. Вот это отдаленным колхозам еще было лишней нагрузкой, и лошадям, и людям.

Я, окончив семилетку в Ути, уезжала учиться в Кировское педучилище до Фалёнок на возу зерна с братом Александром в 1937 году.

После окончания полевых работ, приурочивая к дню Октябрьской революции, в колхозе устраивали праздник, который проходил в большой избе. Для праздника варили пиво, резали скот на мясо, выпекали хлеб и готовили общий обед. С большим размахом проводились праздники. После взрослых за стол сажали и детей. Эти праздники, как и общий труд, сближали соседей в дружную семью.

Жизнь в колхозе шла по уставу. Вопросы ведения хозяйства решались на общем собрании. Для повседневного решения вопросов выбирали правление и ревизионную комиссию. Во главе правления был председатель. Ежегодно перед собранием правление отчитывалось о сделанном за год. К слову сказать, председателями колхоза в свое время побывали и мои братья – Павел и Иван. Позднее и Николай возглавлял бригаду уже объединенного колхоза. Еще повторюсь, что дела в колхозе зависели во многом от председателя. А выбирали председателем того, кого уважали, кому верили, на кого надеялись.